Глоток зеленого шартреза - Страница 37

К оглавлению

37
СЕВЕРНЫЙ РАДЖА
...

Валентину Кривичу

1

Она простерлась, неживая,
Когда замышлен был набег,
Ее сковали грусть без края,
И синий лед, и белый снег.
Но и задумчивые ели
В цветах серебряной луны,
Всегда тревожные, хотели
Святой по-новому весны.
И над страной лесов и гатей
Сверкнула золотом заря –
То шли бесчисленные рати
Непобедимого царя.
Он жил на сказочных озерах,
Дитя брильянтовых раджей,
И радость светлая во взорах,
И губы, лотуса свежей.
Но, сына царского, на север
Его таинственно влечет:
Он хочет в поле видеть клевер,
В сосновых рощах желтый мед.
Гудит земля, оружье блещет,
Трубят военные слоны,
И сын полуночи трепещет
Пред сыном солнечной страны.
Се – царь! Придите и поймите
Его спасающую сеть,
В кипучий вихрь его событий
Спешите кануть и сгореть.
Легко сгореть и встать иными,
Ступить на новую межу,
Чтоб встретить в пламени и дыме
Владыку севера, Раджу.
2

Он встал на крайнем берегу,
И было хмуро побережье,
Едва чернели на снегу
Следы глубокие медвежьи.
Да в отдаленной полынье
Плескались рыжие тюлени,
Да небо в розовом огне
Бросало ровный свет без тени.
Он обернулся… там, во мгле,
Дрожали зябнущие парсы
И, обессилев, на земле
Валялись царственные барсы,
А дальше падали слоны,
Дрожа, стонали, как гиганты,
И лился мягкий свет луны
На их уборы, их брильянты.
Но людям, павшим перед ним,
Царь кинул гордое решенье:
«Мы в царстве снега создадим
Иную Индию… Виденье.
На этот звонкий синий лед
Утесы мрамора не лягут,
И лотус здесь не зацветет
Под вековою сенью пагод.
Но будет белая заря
Пылать слепительнее вдвое,
Чем у бирманского царя
Костры из мирры и алоэ.
Не бойтесь этой наготы
И песен холода и вьюги,
Вы обретете здесь цветы,
Каких не знали бы на юге».
3

И древле мертвая страна
С ее нетронутою новью,
Как дева юная, пьяна
Своей великою любовью.
Из дивной Галлии вотще
К ней приходили кавалеры,
Красуясь в бархатном плаще,
Манили к тайнам чуждой веры.
И Византии строгой речь,
Ее задумчивые книги
Не заковали этих плеч
В свои тяжелые вериги.
Здесь каждый миг была весна
И в каждом взоре жило солнце,
Когда смотрела тишина
Сквозь закоптелое оконце.
И каждый мыслил: «Я в бреду,
Я сплю, но радости все те же,
Вот встану в розовом саду
Над белым мрамором прибрежий.
И та, которую люблю,
Придет застенчиво и томно.
Она близка… Теперь я сплю,
И хорошо у грезы темной».
Живет закон священной лжи
В картине, статуе, поэме –
Мечта великого Раджи,
Благословляемая всеми.

Автографы на книге Н. С. Гумилева

«Романтические цветы»

СОЛНЦЕ ДУХА
СТИХИ И ПРОЗА 1911–1916 гг.
Из книги «ЧУЖОЕ НЕБО»

I
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

Он мне шепчет: «Своевольный,
Что ты так уныл?
Иль о жизни прежней, вольной,
Тайно загрустил?
Полно! Разве всплески, речи
Сумрачных морей
Стоят самой краткой встречи
С госпожой твоей?
Так ли с сердца бремя снимет
Голубой простор,
Как она, когда поднимет
На тебя свой взор?
Ты волен предаться гневу,
Коль она молчит,
Но покинуть королеву
Для вассала – стыд».
Так и ночью молчаливой,
Днем и поутру
Он стоит, красноречивый,
За свою сестру.
ДВЕ РОЗЫ

Перед воротами Эдема
Две розы пышно расцвели,
Но роза – страстности эмблема,
А страстность – детище земли.
Одна так нежно розовеет,
Как дева, милым смущена,
Другая, пурпурная, рдеет,
Огнем любви обожжена.
А обе на Пороге Знанья…
Ужель Всевышний так судил
И тайну страстного сгоранья
К небесным тайнам приобщил?!
ДЕВУШКЕ

Мне не нравится томность
Ваших скрещенных рук,
И спокойная скромность,
И стыдливый испуг.
Героиня романов Тургенева,
Вы надменны, нежны и чисты,
В вас так много безбурно-осеннего
От аллеи, где кружат листы.
Никогда ничему не поверите,
Прежде чем не сочтете, не смерите,
Никогда никуда не пойдете,
Коль на карте путей не найдете.
И вам чужд тот безумный охотник,
Что, взойдя на нагую скалу,
В пьяном счастье, в тоске безотчетной
Прямо в солнце пускает стрелу.
НА МОРЕ

Закат. Как змеи, волны гнутся,
Уже без гневных гребешков,
Но не бегут они коснуться
Непобедимых берегов.
И только издали добредший
Бурун, поверивший во мглу,
Внесется, буйный сумасшедший,
На глянцевитую скалу.
И лопнет с гиканьем и ревом,
Подбросив к небу пенный клок…
Но весел в море бирюзовом
С латинским парусом челнок;
И загорелый кормчий ловок,
Дыша волной растущей мглы
И от натянутых веревок
Бодрящим запахом смолы.
СОМНЕНИЕ

Вот я один в вечерний тихий час,
Я буду думать лишь о вас, о вас.
Возьмусь за книгу, но прочту: «она»,
И вновь душа пьяна и смятена.
Я брошусь на скрипучую кровать,
Подушка жжет… нет, мне не спать, а ждать.
И крадучись я подойду к окну,
На дымный луг взгляну и на луну,
Вон там, у клумб, вы мне сказали «да»,
О, это «да» со мною навсегда.
И вдруг сознанье бросит мне в ответ,
Что вас, покорной, не было и нет,
Что ваше «да», ваш трепет у сосны,
Ваш поцелуй – лишь бред весны и сны.
СОН
Утренняя болтовня

Вы сегодня так красивы,
Что вы видели во сне?
– Берег, ивы
При луне. –
А еще? К ночному склону
Не приходят, не любя.
– Дездемону
И себя. –
Вы глядите так несмело:
Кто там был за купой ив?
– Был Отелло,
Он красив. –
Был ли он вас двух достоин?
Был ли он как лунный свет?
– Да, он воин
И поэт. –
О какой же пел он ныне
Неоткрытой красоте?
– О пустыне
И мечте. –
И вы слушали влюбленно,
Нежной грусти не тая?
– Дездемона,
Но не я. –
37